Откинув одеяла, центурион решительно встал, оделся и спустился на кухню к Петронелле. Она в это время кормила Луция. Из-за ночного вторжения мальчик плохо выспался и теперь капризничал: сидел поджав губы и напрочь отказывался есть кашу, отпихивая от себя ложку.

– Ай-яй-яй, солдатик, – обратился с порога Макрон. – А что скажет отец, когда услышит, что ты взбунтовался?

– Не услышит.

– А вот и услышит. Скажу тебе по секрету: никто, даже самые храбрые храбрецы, не смеют ослушиваться твоего отца.

Маленький Луций озадачился.

– И ты, дядя Мак-Мак?

– А как же. И я тоже. Я от боязни перед ним прямо-таки писаюсь. Он когда видит, что кто-то кашу не ест, может его в сердцах даже разломить пополам.

Макрон показно вздрогнул, а Луций тут же широко открыл рот, не мешая Петронелле себя кормить.

– Вот так-то лучше, – довольно усмехнулся ветеран, накладывая себе в миску каши.

– Не стыдно, бессовестный? – укоризненно покачала головой Петронелла. – Запугал мальчонку до полусмерти…

– Ничего. Я ж во благо дела.

Поел Макрон быстро, и Петронелла с неотвязным Луцием проводили его к выходу из дома. Здесь он надел мечевой пояс, завернулся в плащ и отпер дверь. Снаружи шел дождь.

– Остался бы, промокнешь ведь, – просительно посмотрела Петронелла.

– Солдату дождик не помеха.

Макрон поцеловал ее в щеку и нежно взъерошил вихры Луцию.

– Солдатик, сегодня чтобы во всем слушаться няню, понял приказ?

– Да, дядя Мак-Мак. – Вынув пальчик изо рта, малыш улыбнулся.

Выйдя на улицу, Макрон зашагал в сторону преторианского лагеря. Дождь не мог отвлечь его от тревожных мыслей о невзгодах друга, вынужденного скитаться в бегах по бесспорно ложному обвинению. Катону определенно нужно помочь. Но одному тут не управиться. Можно попросить вмешаться Семпрония, да и Веспасиан, пожалуй, не откажет. Бывший командир Второго легиона всегда хорошо к ним относился, ценил. Когда он возвратится в Рим, надо будет обязательно с ним встретиться, попросить вступиться за Катона. Хотя грозящей другу опасности это не умаляет.

– Подайте асс старому солдату, обиженному судьбой…

Глянув вниз, Макрон увидел нищего оборванца. Промокший и продрогший, тот ютился в каменной нише стены, что окружала сад соседей Семпрония. Макрон остановился, тронутый этим олицетворением нужды и жизненных тягот. Да, многим из бывших, кто пожертвовал собой, сражаясь за Рим, в самом деле приходится туго. Жизнь подчас бывает к ним несправедлива…

– В котором легионе служил, брат? – осведомился Макрон.

Нищий приветственно поднял руку.

– В Десятом, господин центурион. Пятнадцать лет ему отдал, пока не лишился ноги.

– А как это случилось?

– Да как… Какой-то ублюдок-варвар хрясь топором, нога-то и отсохла.

– Не повезло тебе, брат, – сочувственно вздохнул Макрон и, пошарив в кошельке, бросил в кружку сестерций. – Ты б ушел с дождя-то. Зайди вон в таверну, поешь горячего.

– Спасибо, господин центурион, за щедрость. Да будут к тебе милосердны боги.

Макрон рассеянно кивнул и продолжил свой путь, склонив голову навстречу дождевым струям. Для нищего попрошайки сестерций поистине дар небес, а вот для бывшего собрата по оружию сумма явно мелковата. Особенно когда некуда податься посреди зимы. Вот горе-то… Хоть бы у Катона сейчас были пища и кров. Где бы он в эту минуту ни находился.

* * *

Излишне близко к нищему Катон не подходил: вдруг обернется и что-нибудь заподозрит. Держась на безопасном расстоянии, он двигался следом позади оборванца, а Макрон – примерно на таком же расстоянии впереди. Путь шел вдоль улицы, что вела к городской стене. У Виминальских ворот стояла стража; центуриона она встретила и проводила салютом. Нищий оборванец сказал нечто такое, что его тоже пропустили, и он поспешил вслед за Макроном. Катон на секунду замешкался, но набрался решимости и бодро зашагал к воротам. То, что фортуна ему благоволит, он убедился, не увидев в карауле никого из знакомых. Ближний из солдат выступил вперед, преграждая дорогу.

– Куда спешим-торопимся?

– Отца хоронить. Зван нынче утром. Должен уже там быть, когда погребальный костер разведут.

Преторианец мельком глянул наверх, в дождливое небо.

– Огонь, говоришь? Какой же нынче огонь, в такую погоду…

– Пропустите, ребята. Родня же ждет.

– Не так быстро. Жди здесь. – Солдат обернулся к опциону: – Говорит, на погребение торопится.

Тот вышел вперед, неторопливо оглядел Катона.

– Мог хотя бы приодеться по такому случаю.

– Какое там «приодеться»… Ты вот глянь, – Катон демонстративно показал заплаты на тунике. – Только на это тряпье заработка и хватает. На валяльне работаю. Знаешь, сколько там платят?

– Не знаю и знать не желаю. – Опцион ткнул пальцем в сторону ворот. – Ступай давай.

Катон с благодарственным кивком поспешил через арку. За воротами улица вела в ближний пригород. Здесь невдалеке проходил акведук Марция[28], опорные столбы которого давали некоторое прибежище от дождя и ветра. Но дальше сооружение шло на излом вправо и, проходя над дорогой, уходило на юг к холмам. В попытке нагнать впередиидущих Катон максимально ускорил шаг, пока не вышел на нужную ему дистанцию. Пригород был заселен не так густо, как кварталы, что находились в стенах, и строгие правила пожарной безопасности здесь не действовали, так что дым вольно шел из множества труб: народ как мог спасался от зимних холодов. Преторианский лагерь располагался в полумиле от ворот; отсюда над крышами близстоящих домов уже виднелись его стены и башни.

Перед лагерем была ровная утрамбованная площадка. На ней Макрон повернул и зашагал вдоль лагерной стены к воротам, через которые стелилась дорога. Возле ворот центурион остановился, назвал караулу пароль и, пройдя, скрылся на территории лагеря. Нищий облюбовал себе для наблюдения местечко напротив лагеря, у пристройки таверны «Радость Гвардейца». Катон, чтобы не быть замеченным, свернул в боковой проулок и на улицу вышел уже в сотне шагов впереди нищего. Приткнуться здесь можно было единственно под кипарис, что префект и сделал, заняв место возле ствола.

Дождь все не унимался. Одежда Катона, дешевая и заношенная, при подъеме на Виминальский холм окончательно промокла, и теперь каждый порыв промозглого ветра пронизывал насквозь, заставляя стучать зубами от озноба. Мысль о том, что и тому голодранцу сейчас приходится несладко, успокаивала слабо. Как пить дать, это один из соглядатаев Палласа. Стоило подумать об этом, как всякое сочувствие к нищему калеке исчезло напрочь. Имперский секретарь наверняка рассчитал, что разыскиваемый будет стремиться к встрече с Макроном, и теперь Катона грызло сомнение, а стоит ли вообще беспокоить друга. Если за Макроном следят, то пробиться к нему будет непросто. Вдобавок это обернется для центуриона смертельным риском. Зная друга досконально, Катон был уверен, что если б они, не приведи судьба, поменялись местами, то и он без всяких колебаний ринулся бы Макрону на выручку. А потому, стыдясь себя, Катон все-таки ждал, когда его друг снова появится из лагеря. На это могут уйти часы, а то и целый день. Единственная надежда на то, что Макрон с приходом вечера заскучает по объятиям Петронеллы.